Офицерша - Страница 25

— Да к нам приехал офицер хоперский… Николай Иваныч… Ему надо економку, — не пойдет ли она?

— Не знаю. Может, пойдет…

Варвара вернулась в избу: заплакала Аришка — она третий день кашляла и жаловалась на голову. Вслед за нею вошла мать с Марьей. У Марьи шуба была надета в один рукав, — видно, что спешила. Да и запыхалась. Она давно уже помирилась с Варварой и — сострадательная душа — тайком иногда приносила ей по ведерку муки — ребятишкам на пышки.

— Варвара, пойдем к нам! — торопливо заговорила Марья. — Офицер у нас… Николай Иванович… Ему, — говорит, — економка нужна…

— Какая економка? — не очень дружелюбно спросила Варвара.

— Ну да не знаешь, что ль? Удовой человек… из себя полнокровный… Он хоть и подлеток, а свежий старик… Птицу привозил в ярманку — гусей, индюшек. Пять возов! — захлебываясь и спеша, говорила Марья: — При деньгах человек…

— Магарыч, что ль, посулил? Ты-то чего стараешься?

— Чудное дело! — развела руками Марья, искренне удивляясь. — Чего стараюсь? Из тебя и стараюсь. До кех же пор тебе у отца- матери на шее сидеть?

— Это ты правду, Машенька! — горько вздохнула мать, подпирая щеку рукой.

— Загулял с нашими. Свекор-то уж пьяный, через губу не переплюнет, а Семен еще держится. «Приведи, — говорит, — мне бабочку…» Погоревал: «Заудовел вот, — говорит, — хозяйство большое, а женского глазу нет… без женщины трудно в хозяйстве»… Пойдем, что ль?

— Вот, пойду еще!.. — резко сказала Варвара, не смущаясь присутствием матери. — Нехай сам идет…

— Да ведь совестится… чтобы мать ай отец чего не сказали…

— Скажут они! Мать отцу сколько раз уж говорила: «Не трожь ходить, чем же она будет кормиться? все мы ее будем кормить, что ль?..»

— Да ведь оно и правда, дочка… — с упреком вставила мать.

— Пойдем, Варька, чего там! — повторила Марья убедительно и веско. — Такой человек… офицер… за счастье надо признавать… «Хозяйство, — говорит, — у меня, слава Богу, да вот хозяйка похарчилась…» При капитале человек…

Варвара молчала. Чувствовала, что с нетерпением глядят на нее и мать, и Марья. Знают, зачем нужна она загулявшему старому офицеру. Знает и сама она. И не может смотреть на это просто, практически, трезво, как смотрят они. А ведь надо: копейки за душой нет… Но тошно сердцу, идет борьба в душе… Грешить грешила она, и много раз грешила, но никогда этот грех не рождался холодным и трезвым расчетом…

Тошно сердцу… Подумаешь, — по телу бежит дрожь отвращения…

— Не пойду я! — сказала она упрямо.

— И что ты за натурная такая! — звонко шлепнула по шубе рукой Марья, искренне изумляясь ее отказу. — Ведь тебе же добра желаю… вот ей-богу!..

— Не пойду! Нехай придет сам, — посмотрю, что за орел. Марья ушла. Слышен был во дворе ее раздраженный голос:

— Амбиционная какая! Кабы уж в сам-деле… а то… И еще голос Ониски:

— В чем дело?

— Да вот… для ней же хотела попрочить, — ломается…

— Нехай сюда идет, — говорит, — Ониска.

— Да опасается, кабы чего тут не было…

— Ничего не будет! Я ручаюсь за спокойствие!..

— Да боится…

— Нечего бояться! Пойдем, и я с тобой пойду. Ему скажу, чтобы ничего не боялся…

Онисим вошел в горницу, помолился и развязно сказал:

— Доброго здоровья, старички!..

Офицер Николай Иваныч, толстый, с голым черепом, с рыжими усами и седой щетиной на необъятном подбородке, сидел за столом рядом с пьяным, совсем осовевшим Макаром. Семен в розовой рубахе, забранной в штаны, стоял перед ними и, стуча себе в грудь пальцами, повторял нетвердым и извиняющимся голосом:

— Как хотите, Николай Иваныч, а я не верю этим басням… На скамье около двери сидел лохматый, черный парень с цыганскими глазами — работник Николая Иваныча, Давыд.

— Человек ты, Семен Макарыч, неплохой, даже божественный, — говорил офицер, — а насчет грома и молнии у тебя, как хочешь, — суеверное понятие… Не мешало бы тебе с астрономией познакомиться…

— Потому что я не верю… ученым всем басням…

— Чему ж ты веришь?

— Божественному Писанию верю. Илья-пророк посылает гром, убивает нечистика…

— Ведь вот какой ты человек! Астрономических доводов слушать не хочешь… А-а, доброго здоровья, молодчик! Ты чей? — обратился Николай Иваныч к Онисиму.

Семен оглянулся и сказал:

— Это сватов сын, Онисим. Варькин брат. Ты из чего, Онисим? Онисим откашлялся и сказал:

— За Николай Иванычем. Пойдемте к нам, там погуляете. Николай Иваныч налил стакан водки и, протягивая его Онисиму, сказал:

— Варварин брат? Очень приятно. Ну-ка, дерни…

Онисим взял стакан, принял солидный вид, окинул взглядом присутствующих, иронически кивнул головой на Макара, который сидел с закрытыми глазами и что-то невнятное бормотал, и сказал:

— Ну, за все благое, братцы!..

И залихватским жестом опрокинул его в рот.

— Звали Варьку, — сказал он, взявши ломоть соленого арбуза, — нейдет! Натурная, черт… Упрется тоже — с места не сдвинешь…

Николай Иваныч одернул серую тужурку с засаленными лацканами, собравшуюся складками на его круглом животе, и сказал:

— А если бы привел, я бы за магарычом не постоял. Онисим посмотрел уважительно на бутылки, стоявшие на столе, помолчал, соображая, и сделал решительный жест рукой.

— Приведу! Меня сестра должна послухать! Для такого человека не уважить! — обернулся он к Семену и льстиво указал шапкой на Николая Иваныча. — Он ведь и магарыч сулит, — прибавил он резонным тоном.

Николай Иваныч сейчас же налил ему второй стакан.